Несколько слов про «Возвращение» Звягинцева

Пользуясь случаем, пересмотрел за последние несколько дней много фильмов, которые давно откладывал. Особенно впечатлило «Возвращение» Звягинцева. Что не удивительно – человек точно знает, что он снимает и зачем, и как это делается. Зрители и критики, которые вспоминают в этой связи Тарковского, не смотрели ни Тарковского, ни Звягинцева. Наверное, это первый русский режиссер (после СССР), который сделал русское кино по-настоящему космополитичным, понятным и близким и немцу, и ненцу. В этом единственная связь Звягинцева с Тарковским – использование в кино универсальных образов и христианской символики с целью встраивания свои фильмы в констекст всемирного киноискусства. Другие советские гении – Михалков, Герман, слишком озабочены были русскими национальными проблемами, чтобы их фильмы стали универсальными.

«Возвращение» держится на трех вещах – талантливейшей игре подростков, восхитительной операторской работе (оставалось только сожалеть, что я смотрю фильм по дивиди) и саспенсе. Киноязык фильма построен на универсальных образах, которые не только показывают глубокое знание Звягинцевым мировой культуры, но и блестящее умение использовать эти знания с максимальной эффективностью. При этом кадр со спящим отцом, в котором легко угадывается мертвый Христос,  уживается с хичкоковским макгаффином, перводвигателем сюжета.  И это не вызывает ощущения фальши.

«Возвращение» –  это конструктор-киношедевр, собранный из универсальных образов и эффектных киноприемов.  Не удивительно, что он вызвал такое отторжение российских кинокритиков. Во-первых, большинству русскоязычных интеллектуалов свойственен антиклерикализм, причем агрессивный. Во-вторых, Звягинцев – очень европейский режиссер. Поэтому бессмысленно винить его в том, что он создал идеальный фестивальный кинопродукт – хотя бы потому, что Звягинцев иначе не умеет, а фильм получился очень европейским. Ведь когда русский режиссер снимает экспортные метания загадочной русской души, получаются «Овсянки».

Наконец, сама история, рассказанная в фильме, более чем универсальна. Во время просмотра «Возвращения» я периодически вспоминал другую картину, по забавному стечению обстоятельств, снятую в том же 2004 году. Я имею в виду «Папу» Владимира Машкова – избыточного, неискреннего, сентиментального, изначально построенного на фальшивом допущении.  Закономерно, что «Папа» получил приз зрительским симпатий Московского кинофестиваля, а «Возвращение» - «Золотого льва» в Венеции.

Это безусловно великий фильм, но великий фильм эпохи конца важнейшего из искусств, когда все важные слова уже сказаны, все споры проиграны, и все, что остается – это в хорошем смысле удивляться и удивлять.